объяснительная записка
Школа была моей первой социальной сетью. Никакие детские учреждения, как то ясли, детские сады и детская комната милиции, до того я не посещала. Первого же сентября случилось мое первое выступление на сцене. Мне было наказано прочесть стихотворение. Во фразе "Мы теперь - не ДОШКОЛЯТА! Мы теперь - ученики", я не понимала странного выделенного слова, но оно смутно напоминало мне другое, знакомое, и я так и прочла в микрофон "Мы теперь - не КОШКОЛЯТА!". Мама рассказывает, что все смеялись, но меня ослепили софиты, и я ничего такого не помню.
Проблемы с дисциплиной у меня начались уже в первом классе. До 7 лет я не ела общепитовской еды, и мне не понравилась еда в школьной столовой. Особенно мне не нравился так называемый "плов", который нам полагалось есть. Он настолько меня травмировал, что я не могла даже думать о плове еще много лет спустя. В один прекрасный день, за завтраком, я, собрав группу единомышленников, стала пловом перебрасываться с тарелки на тарелку, пока не была поймана с поличным. Всем нам досталось жирное замечание в дневниках (ведь еда это святое, особенно в Ленинграде), и беседа с родителями.
Многие ученики нашей школы жили от школы далеко, поэтому в начальных классах за нами приходили мамы или чаще бабушки. Многие бабушки меня не любили и считали, что их внучкам лучше выбирать себе других подружек. Ума не приложу почему, ведь особой опасности для общества я не представляла - драться я не умела, по деревьям лазать боялась, ровно как и по заборам, курить начала позже, к алкоголю в начальной школе не приближалась, а потом так вообще бросила. Свое мнение, правда, имела по всем вопросам, включая арабо-израильский конфликт. Лет в 9 я убеждала свою одноклассницу с немецкой фамилией, что Советский Союз нехорошая страна, поскольку девочка не может повидать своих гипотетических родственников в Германии.
Пользуясь случаем, хочу извиниться перед своим одноклассником Данилой Ульяновым. Когда нам было лет 8, мы возвращались из школы и спорили, существовал ли на самом деле Иисус Христос. Данила, я была неправа! Большинство историков сегодня склоняются к тому, что Христос действительно жил на свете. Прости, что ставила этот факт под сомнение тогда.
Так или иначе, первые года три в школе я получала вполне приличные отметки, и в конце третьего класса была принята в пионеры и в переходный возраст одновременно. Это значит, что класса с четвертого я звонко покатилась вниз, как двугривенный по ступенькам. Училась я еще относительно прилично, но с поведением было не очень. Во-первых, я обнаружила у себя способность смешить людей. В школьных переменах смешного было немного, поэтому мне приходилось этим заниматься на уроках. Первым моим подопытным кроликом, она же мой самый благодарный зритель, стала моя подруга М. М. смешить было особенно весело, потому что тогда она была хорошей девочкой и при приближении учительницы падала в обморок. Училась М. лучше всех в классе, и я считаю, что, по крайней мере, пятерками по истории она обязана именно мне - ведь во время монотонного бубнения Розы Александровны, я предствляла ей в лицах всю историю древнего мира.
Я должна еще раз отметить, что ни в каких мальчишеских шалостях замечена не была. В "сифу" я не играла, в футбол не гоняла и учителей, как Вовка Мойсиади, не кусала. Вредительствовала, можно сказать, из-за угла. (А чаще из-под парты. Там было очень уютно сидеть и пролезать под стол сидящей впереди отличницы, чтобы списать задание.)
Я думаю, классе в четвертом-пятом начались наши телефонные баловства. Вряд ли кто-то превзошел нас на этом поприще. Кстати, о соц. сетях. Лучшими "стенами" и "профилями" навсегда останутся стены женских туалетов в школах и телефонные будки. Когда мне было лет 12, мама вошла в комнату и взволнованно сказала, что меня басовито просил к телефону молодой человек, лет 25. Я правда не помню, как писала свой номер телефона в будке. Помню запах двушки в озябших руках зимой, двери после дождя и наш неудержимый смех.
Пользуясь случаем, хочу извиниться перед родителями своей одноклассницы. Ей мы позвонили спустя пару дней после того, как родилась ее младшая сестра Даша. И попросили Дашу к телефону. Домашние, видно, еще не привыкли к имени нового члена семейства, и переспросили: Какую Дашу??? Не найдясь, я ответила просто: "Бальфую и толстую". Учитывая тот факт, что Даша была может и толстая, но максимум 55 сантиметров в длину, ответ мой был некорректен.
В пионерии особых успехов я не добилась. Нас с подругой выгнали даже из СДО (Совет Друзей Октябрят), хотя мы регулярно посещали все собрания Совета в Пионерской Комнате. Мало того, проходя мимо Пионерской Комнаты, мы всегда отдавали салют Красному Знамени. Смутно догадываюсь, что наше увольнение как-то связано с тем, что собрания мы предпочитали проводить под столом, дергая за юбку главную активистку Наташу (мы ласково называли ее именем из русской классики, Параськой). Также признаю, что один раз мы сорвали линейку, проводимую Советом для своей таргетной аудитории, юных ленинцев. Однако злоумышления в наших действиях не было.
В шестом классе мы, наконец, полезли в подвал с гопниками. Нас выволокли за шиворот и потащили к директору. Последний делал какие-то смутные намеки, а мама кричала (как я теперь понимаю, от страха), потому что в подвале, оказывается, я могла чего-то лишиться. Самого симпатичного гопника нашей школы я недавно увидела в сети Интернет. Он стал самым заурядным мужиком, а тогда мне хотелось, чтобы он прижал меня к стенке. Обидно.
В шестом же классе я начала курить. Одной из сокурниц была Л. Старинская . Она так сочно рассказывала про свою беременность в 12 лет, что у нас захватывало дух, и мы преисполнялись уважением к ее жизненному опыту. В том же возрасте, я начала употреблять нецензурные выражения. Длилось это увлечение всего год, а потом забылось, и теперь я ни-ни.
Некоторые учителя продолжали относиться ко мне с опаской. Особенно меня не любила наша классная руководительница, Софья Яковлевна. Я не сделала ей ровным счетом ничего плохого, но цинизм в моих невинных глазах, видимо, выдавал во мне злостного вредителя. Однажды она поймала меня в коридоре, когда я улепетывала от нее, сжав в руке т.н. "московское мороженое". Догадываюсь, ей не понравился тот факт, что мы, греша чревоугодием, весь урок простояли за ним в очереди у Д/К им. Ленсовета. "Вакс!" - сказала С.Я. "Не сломайте ногу, Вакс!". Я хотела успокоить женщину, но случайно вместо этого заметила, что только в Советском Союзе из-за мороженого ломают ноги.
Училась я тем временем все хуже. Физику я списывала у М., химию тщетно пыталась пересдать под ехидные замечания учительницы "Вакс, вы дырку в стуле не просидели ли?". Даже на практике в Ботаническом саду меня называли белоручкой, потому что я не могла как следует вонзить росток в землю, ну а учительница рисования еще с начальной школы звала меня ласково "кудрявой абизяной".
Седьмой (по-новому, восьмой) класс я помню, как во сне, поэтому за свои действия ответственности не несу. Я уже знала, что летом меня увезут навсегда, поэтому относилась к своим обязанностям ученицы и пионерки несерьезно. Прогулы, опоздания, двойки, неуды. Распахнутый полушубок, весенний воздух первой юности, сладкая боль.
Я не знаю, как закончить свой очерк без ностальгической нотки.
Ну вот так например: теперь я люблю плов.
2011
Проблемы с дисциплиной у меня начались уже в первом классе. До 7 лет я не ела общепитовской еды, и мне не понравилась еда в школьной столовой. Особенно мне не нравился так называемый "плов", который нам полагалось есть. Он настолько меня травмировал, что я не могла даже думать о плове еще много лет спустя. В один прекрасный день, за завтраком, я, собрав группу единомышленников, стала пловом перебрасываться с тарелки на тарелку, пока не была поймана с поличным. Всем нам досталось жирное замечание в дневниках (ведь еда это святое, особенно в Ленинграде), и беседа с родителями.
Многие ученики нашей школы жили от школы далеко, поэтому в начальных классах за нами приходили мамы или чаще бабушки. Многие бабушки меня не любили и считали, что их внучкам лучше выбирать себе других подружек. Ума не приложу почему, ведь особой опасности для общества я не представляла - драться я не умела, по деревьям лазать боялась, ровно как и по заборам, курить начала позже, к алкоголю в начальной школе не приближалась, а потом так вообще бросила. Свое мнение, правда, имела по всем вопросам, включая арабо-израильский конфликт. Лет в 9 я убеждала свою одноклассницу с немецкой фамилией, что Советский Союз нехорошая страна, поскольку девочка не может повидать своих гипотетических родственников в Германии.
Пользуясь случаем, хочу извиниться перед своим одноклассником Данилой Ульяновым. Когда нам было лет 8, мы возвращались из школы и спорили, существовал ли на самом деле Иисус Христос. Данила, я была неправа! Большинство историков сегодня склоняются к тому, что Христос действительно жил на свете. Прости, что ставила этот факт под сомнение тогда.
Так или иначе, первые года три в школе я получала вполне приличные отметки, и в конце третьего класса была принята в пионеры и в переходный возраст одновременно. Это значит, что класса с четвертого я звонко покатилась вниз, как двугривенный по ступенькам. Училась я еще относительно прилично, но с поведением было не очень. Во-первых, я обнаружила у себя способность смешить людей. В школьных переменах смешного было немного, поэтому мне приходилось этим заниматься на уроках. Первым моим подопытным кроликом, она же мой самый благодарный зритель, стала моя подруга М. М. смешить было особенно весело, потому что тогда она была хорошей девочкой и при приближении учительницы падала в обморок. Училась М. лучше всех в классе, и я считаю, что, по крайней мере, пятерками по истории она обязана именно мне - ведь во время монотонного бубнения Розы Александровны, я предствляла ей в лицах всю историю древнего мира.
Я должна еще раз отметить, что ни в каких мальчишеских шалостях замечена не была. В "сифу" я не играла, в футбол не гоняла и учителей, как Вовка Мойсиади, не кусала. Вредительствовала, можно сказать, из-за угла. (А чаще из-под парты. Там было очень уютно сидеть и пролезать под стол сидящей впереди отличницы, чтобы списать задание.)
Я думаю, классе в четвертом-пятом начались наши телефонные баловства. Вряд ли кто-то превзошел нас на этом поприще. Кстати, о соц. сетях. Лучшими "стенами" и "профилями" навсегда останутся стены женских туалетов в школах и телефонные будки. Когда мне было лет 12, мама вошла в комнату и взволнованно сказала, что меня басовито просил к телефону молодой человек, лет 25. Я правда не помню, как писала свой номер телефона в будке. Помню запах двушки в озябших руках зимой, двери после дождя и наш неудержимый смех.
Пользуясь случаем, хочу извиниться перед родителями своей одноклассницы. Ей мы позвонили спустя пару дней после того, как родилась ее младшая сестра Даша. И попросили Дашу к телефону. Домашние, видно, еще не привыкли к имени нового члена семейства, и переспросили: Какую Дашу??? Не найдясь, я ответила просто: "Бальфую и толстую". Учитывая тот факт, что Даша была может и толстая, но максимум 55 сантиметров в длину, ответ мой был некорректен.
В пионерии особых успехов я не добилась. Нас с подругой выгнали даже из СДО (Совет Друзей Октябрят), хотя мы регулярно посещали все собрания Совета в Пионерской Комнате. Мало того, проходя мимо Пионерской Комнаты, мы всегда отдавали салют Красному Знамени. Смутно догадываюсь, что наше увольнение как-то связано с тем, что собрания мы предпочитали проводить под столом, дергая за юбку главную активистку Наташу (мы ласково называли ее именем из русской классики, Параськой). Также признаю, что один раз мы сорвали линейку, проводимую Советом для своей таргетной аудитории, юных ленинцев. Однако злоумышления в наших действиях не было.
В шестом классе мы, наконец, полезли в подвал с гопниками. Нас выволокли за шиворот и потащили к директору. Последний делал какие-то смутные намеки, а мама кричала (как я теперь понимаю, от страха), потому что в подвале, оказывается, я могла чего-то лишиться. Самого симпатичного гопника нашей школы я недавно увидела в сети Интернет. Он стал самым заурядным мужиком, а тогда мне хотелось, чтобы он прижал меня к стенке. Обидно.
В шестом же классе я начала курить. Одной из сокурниц была Л. Старинская . Она так сочно рассказывала про свою беременность в 12 лет, что у нас захватывало дух, и мы преисполнялись уважением к ее жизненному опыту. В том же возрасте, я начала употреблять нецензурные выражения. Длилось это увлечение всего год, а потом забылось, и теперь я ни-ни.
Некоторые учителя продолжали относиться ко мне с опаской. Особенно меня не любила наша классная руководительница, Софья Яковлевна. Я не сделала ей ровным счетом ничего плохого, но цинизм в моих невинных глазах, видимо, выдавал во мне злостного вредителя. Однажды она поймала меня в коридоре, когда я улепетывала от нее, сжав в руке т.н. "московское мороженое". Догадываюсь, ей не понравился тот факт, что мы, греша чревоугодием, весь урок простояли за ним в очереди у Д/К им. Ленсовета. "Вакс!" - сказала С.Я. "Не сломайте ногу, Вакс!". Я хотела успокоить женщину, но случайно вместо этого заметила, что только в Советском Союзе из-за мороженого ломают ноги.
Училась я тем временем все хуже. Физику я списывала у М., химию тщетно пыталась пересдать под ехидные замечания учительницы "Вакс, вы дырку в стуле не просидели ли?". Даже на практике в Ботаническом саду меня называли белоручкой, потому что я не могла как следует вонзить росток в землю, ну а учительница рисования еще с начальной школы звала меня ласково "кудрявой абизяной".
Седьмой (по-новому, восьмой) класс я помню, как во сне, поэтому за свои действия ответственности не несу. Я уже знала, что летом меня увезут навсегда, поэтому относилась к своим обязанностям ученицы и пионерки несерьезно. Прогулы, опоздания, двойки, неуды. Распахнутый полушубок, весенний воздух первой юности, сладкая боль.
Я не знаю, как закончить свой очерк без ностальгической нотки.
Ну вот так например: теперь я люблю плов.
2011